Чтобы не упасть, я вцепилась в крючок для одежды на задней стороне двери. Через несколько минут я наконец смогла дышать нормально. Я взяла свой пояс оби и посмотрела на крючок. Разумеется, я и раньше об этом думала. В конце концов, Сон Хи удавилась через неделю после того, как нас привезли на станцию утешения. Сон Хи завязала узел на поясе, поджала ноги и повисла на крючке. Наверное, очень трудно было так висеть, пока она наконец не задохнулась. Я иногда гадала, смогу ли тоже так сделать.

Я отпустила крюк, вытерла пот со лба и помассировала шею, пока боль не утихла. Запахнув юкату, я завязала ее поясом оби. В горшке, посреди использованных презервативов и спермы, я нащупала гребень с двухголовым драконом, вынула его и вытерла о подстилку на своей постели. Я посмотрела на дракона. Мама сказала, что он нас защитит. Мне удалось спрятать гребень от японцев, но он пока что ни от чего меня не защитил.

Я сунула гребень под циновку и собрала пропитанную потом постель, потом взяла горшок и пошла на улицу. Там ярко светило солнце. Было так жарко, что на голубом небе появилось марево. Вокруг бараков кружили тучи крупных черных мух. Липкая весенняя грязь во дворе давно высохла и затвердела от солнца и ботинок тысяч солдат. Ветер дул точно так же, как и в любой другой день на станции утешения.

Я прошла мимо барака японских гейш. Сейко и другие гейши сидели на ступенях, лениво обмахиваясь веерами.

— Ты опять на всю ночь с полковником, — сказала мне Сейко. — Не знаю, зачем ему корейская шлюха вроде тебя, когда здесь есть настоящие японские гейши. Наверное, ему нравится иметь тебя в твою неподвижную физиономию. — Другие гейши засмеялись, не прикрывая рта.

Слова Сейко заставили меня покраснеть. Полковник всего раз заставил меня это сделать. Он как раз вернулся из Японии, навещал там семью, и что-то его расстроило — я так и не выяснила что. Когда я его раздела, как обычно, он схватил меня за голову и заставил взять в рот. Я отбивалась, но он был слишком сильный, и я боялась, что он сломает мне шею. Так что я сделала, что он хотел. Выбора у меня не было.

Потом полковник успокоился, и ему словно бы стало стыдно. Когда я собралась уходить, он попросил меня остаться. Я впервые провела с ним всю ночь. С тех пор мы чаще разговаривали, чем занимались сексом. Когда солдат куда-то отправляли и у нас были долгие перерывы, он давал мне почитать японские книги. Кажется, другие корейские девушки и даже гейши завидовали мне.

На обратном пути я прошла мимо рядового Исиды — он стоял в тени и отдыхал. Он кивнул мне, я слегка поклонилась в ответ. Мне нравился рядовой Исида. Он был красивый, но девушками не пользовался. Гейши поддразнивали его и пытались заманить к себе. Он им подыгрывал, но не поддавался. Он всегда предупреждал корейских девушек о приходе лейтенанта и помогал мне с японским. Исида всюду ходил с ружьем, но я была уверена, что он никогда им не пользовался.

В уборной я вылила горшок и ополоснула его, потом вымыла руки. В комнате рядом с уборной я положила свое постельное белье в общую кучу грязного белья и взяла чистый комплект. Потом вернулась к баракам под недовольными взглядами Сейко и других японок. Я старалась не поднимать глаз. Зайдя к себе, я поставила горшок в ногах постели и расстелила чистое белье, чтобы подготовиться к завтрашнему дню. Потом достала из-под циновки гребень и положила его обратно в горшок.

Перед ужином я пошла в уборную вымыть руки. Уборная находилась на улице — открытое строение метрах в пятнадцати за бараками, дощатая платформа с тремя отверстиями, над которыми присаживались девушки. Сбоку на деревянной раме были укреплены три металлических умывальника, покрытых трещинами и пятнами. В одном из них стирала белье Су Хи, одетая в желтую юкату. Я встала рядом.

— Кажется, Каори меня когда-нибудь убьет, — сказала я, глядя в раковину.

— Я снова поговорю о нем с лейтенантом Танакой, — отозвалась Су Хи.

— Лучше не надо, — поспешно возразила я, вспомнив, сколько раз Танака бил Су Хи, когда она у него что-то просила. — Не так все и плохо. — Я принялась мыться мутной водой.

— Кажется, на фронте у японцев дела идут паршиво, — сказала Су Хи. — Американцы побеждают на востоке. Может, скоро все закончится.

— И что мы будем делать? — спросила я.

— Поедем домой, — ответила Су Хи.

— Я не хочу ехать домой после того, чем мы тут занимались, — призналась я. — Что подумают мама и отец? Мы их обесчестили.

Су Хи коснулась моей руки.

— Не беспокойся о том, что подумают мама и отец. Просто потерпи, побудь сильной еще немножко.

Побыть сильной? Зачем? Чтобы меня снова насиловали? Я выросла на ферме и всегда считала себя сильной. Я могла весь день работать в поле с папой, мамой и Су Хи, могла недоедать несколько дней подряд, когда не хватало риса. Но за прошедшие два года усилия, необходимые для того, чтобы просто выживать изо дня в день, вконец истощили меня. Для японцев я была просто отхожим местом, и сама именно так себя и ощущала. Я очень старалась быть сильной, но не знала, насколько меня еще хватит.

Су Хи отошла обратно к своей раковине и украдкой покосилась на меня.

— Эта мутная вода напоминает мне тот день, когда папа с господином Ли, соседом выше по холму, упустили свинью. Они ее собирались забить к новогоднему празднику. Помнишь?

— Вроде бы да, — ответила я.

Су Хи продолжала:

— Тогда шел дождь, и свинья выскользнула у них из рук. Господин Ли сказал, что надо положить ей капусты, чтобы приманить, но папе не терпелось, и он начал гоняться за свиньей.

Су Хи начала усмехаться, и я почувствовала, что у меня губы тоже невольно складываются в улыбку. Сестра продолжила:

— Папа бегал за свиньей по всему загону. Он два раза поскользнулся и упал, и только потом ее поймал. А господин Ли отказался ему помогать. — Су Хи засмеялась. — Папа вернулся домой весь грязный. Мама страшно рассердилась, что он нанес грязи в дом. Она заставила его снять всю одежду и вымыться снаружи у колодца. А папа так разозлился, что вечером съел целых три порции жареной свинины!

Мы обе засмеялись, стараясь прикрывать при этом рот, но смех быстро затих. Вытирая руки, я посмотрела на сестру.

— Как твоя щека?

— Заживает, — ответила Су Хи, поворачиваясь к раковине.

От вида безобразного лилово-желтого синяка на щеке Су Хи у меня сразу стало тяжело на душе. Три дня назад лейтенант Танака ударил ее, когда она попросила, чтобы новенькой девушке разрешили сходить к врачу — у нее болел живот. И это был не первый раз, когда лейтенант поступил с сестрой так жестоко.

— Прости меня, — сказала я.

— За что?

— Надо было оставить гребень тебе. Тогда тебе больше везло бы и лейтенант не мучил бы тебя так.

— Нет, пусть он будет у тебя. Он принес тебе удачу, ты любимица полковника.

— Не уверена, что это удача, — отозвалась я.

Су Хи уставилась невидящим взглядом на умывальник.

— Сестричка, — начала она, — мне надо тебе кое-что сказать.

— Что такое?

Су Хи глубоко вздохнула.

— У меня в этом месяце не было месячных, грудь болит, и по утрам тошнит. По-моему, я беременна.

У меня перехватило дыхание.

— Ты уверена?

— Да. Мне придется все рассказать лейтенанту Танаке. Со мной только он не пользуется презервативом. Не знаю, как он поступит.

Мне показалось, будто земля уходит у меня из-под ног.

— Су Хи, тебе же сделают аборт проволокой, как Маори и Ё И, а они потом умерли.

— Чжэ Хи, не все, кому делают аборт, умирают. Бо Ён и Ми Со после аборта прекрасно себя чувствовали, а Чжин Сук только месяц проболела и вернулась к работе.

Я схватила Су Хи за руку.

— Возьми гребень! Он принесет тебе удачу, как принес мне.

Су Хи покачала головой.

— Нет, оставь его себе.

— Су Хи, если ты умрешь, я повешусь на собственном оби, как Сон Хи.

— Не смей так говорить! — резко прикрикнула Су Хи. — Ничего подобного ты не сделаешь.