— Да. Она живет в Пхеньяне. Замуж не вышла, и детей у нее не было. После Корейской войны она стала медсестрой.

— Это на нее похоже, — кивает миссис Хон. — Что еще ты можешь мне про нее рассказать?

Я ставлю чашку с цветком на стол.

— Лучше вы сами у нее спросите, мэм. Мы с вами завтра едем в Пханмунджом, и вы встретитесь с Су Хи. Ненадолго: вам разрешат поговорить меньше часа.

Она долго молчит, и голова у нее слегка трясется. Я почти ощущаю, как в памяти у нее проносятся воспоминания о сестре, пока миссис Хон осмысливает мои слова. Глаза ее наполняются слезами. Миссис Хон смотрит на фотографии и говорит:

— С тех пор, как я узнала, что Су Хи жива, я мечтала снова ее увидеть. Но я и не надеялась, что это действительно случится. — Она переводит взгляд с фотографий на меня и улыбается. — Сегодняшняя ночь будет тянуться очень долго.

ГЛАВА СОРОК ДЕВЯТАЯ

На следующее утро я встаю еще до звонка будильника и беру такси до дома миссис Хон. Стоит идеальная летняя погода, и в этом есть что-то очень правильное. Таксист ждет, пока я иду за миссис Хон. Дверь подъезда открывается еще до того, как я нажимаю 627 на домофоне. Я еду в лифте на шестой этаж, в квартиру миссис Хон. Ее дверь распахнута настежь, и я захожу внутрь.

Она стоит посреди квартиры, глядя на меня. На ней желтый ханбок с длинными широкими рукавами. Волосы она заплела и заколола прекрасной шпилькой бинё из черного дерева. Свет из окна окутывает ее сиянием, и она выглядит как королева.

Я приветствую ее поклоном.

— Вы готовы? — спрашиваю я.

— Готова, — отвечает она.

Я поднимаю ее дорожную сумку, а она берет меня за руку. Мы идем к такси. Я помогаю ей сесть и сама забираюсь с другой стороны. Водителю я даю адрес автобусной станции. Мы выруливаем на улицу и едем через реку Ханган в Синчхон. Улицы здесь извилистые, а вокруг высятся зеленые холмы, иногда с гранитными скалистыми вершинами. Ровные участки между холмами застроены жилыми зданиями. В Синчхоне кипит жизнь.

По узким улочкам, забитым крошечными корейскими автомобилями, мы доезжаем до автобусной станции. Я расплачиваюсь с водителем и помогаю миссис Хон выйти. Мы идем через станцию, полную студентов с чемоданами и рюкзаками, и она держит меня за руку. Студенты разглядывают миссис Хон и ее ханбок. Она смотрит вперед.

Мы находим автобус до Мунсана, и я собираюсь помочь миссис Хон подняться в него, но тут к нам подходит невысокий мужчина в черном костюме.

— Моя фамилия Рю, — говорит он. Брови у него подергиваются. — А вы кто?

Я говорю ему, и он помечает нас в списке.

— Деньги принесли? — спрашивает он.

Я даю мистеру Рю конверт с десятью тысячами долларов, которые папа получил по второй закладной. Посредник быстро пересчитывает их и впускает нас в автобус, меньше чем наполовину заполненный пассажирами. Все они сидят и молча ждут.

— Вам удобно? — спрашиваю я миссис Хон.

Голова у нее слегка дрожит, и мне кажется, что она хочет сказать, мол, нет, неудобно. Но в конце концов она признается:

— Я немного нервничаю.

Угу, я тоже нервничаю, хотя по другой причине. Я не уверена, что Су Хи действительно будет в Пханмунджоме, когда мы туда приедем. Сделка прошла уж слишком легко, все зависело только от денег. Я беспокоюсь, что меня надули.

Через несколько минут толстый водитель в белой рубашке и черной фуражке заходит в автобус и запускает двигатель. Мы отъезжаем; мистер Рю садится в первом ряду. Водитель со скрежетом переключает передачи, и мы направляемся к северу. Вскоре город остается позади. Холмы покрыты невероятными геометрическими узорами рисовых полей. Под лучами утреннего солнца вода на затопляемых террасах вспыхивает бриллиантовыми искрами. Крестьяне в соломенных шляпах склоняются над стеблями риса. Одинокий журавль стоит как статуя на краю оросительного пруда.

Миссис Хон сидит прямо, сложив руки на коленях. Она смотрит в окно. Отражение скрадывает морщины и шрамы, и она выглядит гораздо моложе. Голова у нее опять трясется, будто она довольна тем, что видит снаружи.

Пейзаж за окном меняется, теперь вместо полей мы едем через лес. Мы минуем город Мунсан и пересекаем мутную реку Имджинган. Я помню, как читала для занятий по истории о битве, которая случилась тут в 1592 году. Японская армия нанесла поражение корейской кавалерии, и вану Сонджо пришлось искать союза с Китаем. С Имджинской битвы началось разделение Кореи. Прошло четыреста лет, и страна опять разделена: поразительная ирония судьбы.

Еще через несколько километров мы подъезжаем к высокой ограде, по верху которой идут витки колючей проволоки. Перед нами ворота, табличка на них гласит: «База „Кэмп-Бонифас“. На переднем крае». За оградой виднеются зеленые армейские здания и огромный танк, пушка которого развернута к воротам. На высоком флагштоке развевается гигантский флаг США. У ворот стоит американский солдат с чем-то вроде штурмовой винтовки. Он поднимает руку. Наш автобус останавливается, и солдат встает перед ним, держа винтовку перед собой. Еще один солдат обходит автобус с приборчиком, позволяющим заглянуть под дно.

Американский сержант, стриженный ежиком, и южнокорейский солдат в белой каске выходят из ворот и поднимаются к нам в автобус. Американский сержант идет по проходу и проверяет у всех документы. Он смотрит на мой паспорт и говорит:

— Вы американка?

— Да, сэр, — отвечаю я. — Я здесь со своей корейской бабушкой. Она встречается с сестрой. — Я замечаю большой черный пистолет у него на поясе.

Он указывает на миссис Хон.

— Почему она так одета?

Я так нервничаю, что в ответ только пожимаю плечами. Сержант недовольно глядит на меня, все еще держа в руках мой паспорт.

— Мне это не нравится, — говорит он. — Это самое опасное место в мире. Мы не пропускаем сюда кого попало. И мне не нравится, как она одета. Вам обеим придется вернуться.

Мною вдруг словно завладевает какая-то другая личность, и страха как не бывало. Я встаю и смотрю сержанту прямо в глаза.

— Сэр, — говорю я, — я здесь, чтобы помочь бабушке. Ни от меня, ни от нее не будет никаких проблем. Она в национальном наряде, потому что так кореянки одеваются по особым случаям. Неужели американское правительство стремится помешать встрече сестер, которые не видели друг друга больше шестидесяти лет, а, сержант?

Я гляжу на него в упор. Через несколько секунд он закрывает мой паспорт и возвращает его мне.

— Ни в коем случае не нарушайте правил, — говорит он, будто приказ отдает, и уходит вперед автобуса. Я сажусь обратно рядом с миссис Хон, и она мне кивает.

Южнокорейский солдат делает шаг вперед и обращается к пассажирам на корейском. Он говорит нам, что автобус отвезет нас в Пханмунджом, где нас встретят северокорейские солдаты, и велит нам держаться вместе, не делать никаких жестов в адрес северокорейцев и даже не встречаться с ними взглядом. Он добавляет, что нас отведут в здание, где состоятся встречи.

Южнокорейский солдат и американский сержант выходят из автобуса. Солдат с винтовкой, стоявший перед автобусом, отходит в сторону, и мы едем в Пханмунджом. Дорога идет через открытое пространство, потом мы минуем еще одну высокую ограду с колючей проволокой. Проехав через пост охраны, мы останавливаемся возле ряда светло-голубых одноэтажных казарм. У каждой стоит южнокорейский солдат в базовой стойке тхэквондо. На другом конце казарм виднеются северокорейские солдаты с винтовками наготове. Мистер Рю велит нам выйти из автобуса и проследовать в здание, которое находится перед нами.

— Ничего не говорите, пока не зайдете внутрь, — серьезным тоном напоминает он.

Мы пропускаем вперед остальных пассажиров, потом тоже выходим. От солнца я щурюсь. Южнокорейский солдат провожает нас до двери, следя, чтобы мы не задерживались, а я замечаю северокорейского солдата на другом конце казарм. Он буравит меня полным ненависти взглядом.